Точка обмана - Дэн Браун

Гэбриэл почувствовала, как все вокруг закружилось. В восемьпресс-конференция? Значит, Тенч вовсе не блефовала. Она дала ей время как раздо восьми — именно до этой пресс-конференции Гэбриэл нужно было признать своюпозорную связь с Секстоном.

«Откажитесь от сенатора, пока не поздно», — настоятельноубеждала Тенч.

Гэбриэл думала, что срок назначен с тем расчетом, чтобыуспеть дать информацию в завтрашние газеты, но, выходит, Белый дом сам решилвыступить с разоблачениями.

Срочная пресс-конференция! Чем дольше Гэбриэл обдумывалапроисходящее, тем более странным оно казалось ей. Неужели Харни собираетсявыступать с подобной информацией? Лично?

В гостиной включили телевизор. На полную мощность. Голосведущего звучал взволнованно и напряженно:

— Белый дом не представил никаких разъяснений по поводупредстоящей пресс-конференции и обращения президента к нации. Возникает массаслухов и предположений. Некоторые политические аналитики предполагают, что,судя по длительному отсутствию Зака Харни на поле предвыборных баталий, онвполне может объявить о том, что не намерен бороться за второй президентскийсрок.

Из гостиной донеслись радостные восклицания.

Гэбриэл подумала, что это полная чепуха. Такого быть неможет. Учитывая всю грязь, собранную Белым домом и изобличающую основногоконкурента, казалось невозможным, что Харни так просто сдастся.Пресс-конференция должна иметь какой-то другой повод. Гэбриэл с ужасомпонимала, что ей уже дали знать, какой именно.

Она торопливо посмотрела на часы. Осталось меньше часа.Необходимо срочно принять решение. Она знает, с кем ей нужно поговорить ипосоветоваться. Крепче сжав в руке конверт, девушка выскочила из квартиры.

Дежуривший в коридоре охранник обрадовался, увидев ее.

— Слышал оттуда радостные крики. Похоже, вы имели успех.

Гэбриэл лишь быстро улыбнулась и поспешила к лифту.

Уже темнело, и вечер казался необыкновенно тоскливым. Поймавтакси, она устроилась поудобнее и постаралась убедить себя в правильностирешения.

— Телестудия Эй-би-си, — сказала она водителю, — и,пожалуйста, побыстрее.

Майкл Толланд лежал на боку, положив голову на вытянутуюруку. Он больше не чувствовал ее. Веки страшно отяжелели, но Майкл из последнихсил пытался держать глаза открытыми. Он прощался с миром. Сейчас от всего мираостались только вода и лед, да и те в странном, перевернутом положении. Что ж,подходящий конец для дня, в котором все было не таким, каким казалось.

Над плавающей льдиной повисло жуткое спокойствие. И Рейчел,и Корки молчали. Чем дальше они отплывали от шельфового ледника, тем тишестановился ветер. Толланд чувствовал, как немеет его тело. Он хорошо слышалсвое дыхание. Оно постепенно замедлялось, становясь все слабее. Тело уже немогло бороться с чувством тяжести, которое возникало оттого, что кровь отливалаот рук и ног, словно команда стремительно покидала тонущий корабль. Следуязаложенному природой инстинкту, тело пыталось поддержать работу жизненно важныхорганов и в то же время сохранить сознание.

Толланд знал, что борьба будет проиграна.

Боли уже не ощущалось. Нигде. Эта стадия миновала. Сейчасему казалось, что его надувают, как шарик. Онемение. Головокружение. Скоронарушилась первая из рефлекторных функций — моргание, — и взгляд Толландапомутился. Влага, которая обычно циркулирует между хрусталиком и роговицейглаза, начала медленно застывать. Толланд смотрел на расплывчатый контуршельфового ледника Милна, кажущийся белым пятном в призрачном лунном свете.

Майкл чувствовал, как душа его смиряется с неизбежным.Балансируя на границе сознания и обморока, он смотрел на бесконечные океанскиеволны. Слушал, как поет свою волчью песню ветер.

Начались галлюцинации. Странно, но в последние секунды,перед тем как уйти во тьму, он не грезил о спасении. Не мечтал о тепле и уюте.Последние видения оказались ужасающими.

Возле айсберга, с жутким грохотом вздымая воду, из океанскойпучины поднялось чудовище. Огромное, словно мифический морской дракон. Оноприблизилось — скользкое, черное и страшное, все в пене. Толланд заставил себяморгнуть. Зрение немного прояснилось. Зверь был совсем близко. Теперь он билсяо льдину, словно огромная акула, атакующая маленький плот. Блестя мокрой кожей,всем своим огромным телом хищник навис над Майклом.

Потом туманный образ померк, и остались лишь звуки. Звукудара металла о металл. Звук зубов, грызущих лед.

Рейчел...

Толланд почувствовал, что его грубо схватили.

И все пропало.

Гэбриэл Эш поднялась на третий этаж, влетела в студиюкорпорации Эй-би-си. Но даже в своем нетерпении она двигалась медленнее тех,кто работал здесь сейчас.

Напряженность производственного процесса не ослабевалакруглые сутки, но в данный момент разделенная на отдельные отсеки огромнаякомната выглядела словно фондовая биржа в разгар кризиса.

Редакторы с выпученными глазами что-то кричали друг другучерез разделительные барьеры. Репортеры, размахивая факсами, метались отсектора к сектору, сравнивая данные. Замученные практиканты в перерывах междупоручениями пожирали «Сникерсы».

Гэбриэл примчалась в Эй-би-си, чтобы встретиться с ИоландойКоул.

Обычно Иоланду можно было найти в привилегированном отсекеэтого сумасшедшего дома — в одном из кабинетов со стеклянными стенами, гдеобитали те, кому по должности полагалось принимать ответственные решения.Считалось, что стеклянные стены позволяют им думать в этом бедламе. Сегодня,однако, Иоланда носилась вместе со всеми, в самой гуще толпы. Увидев Гэбриэл,она издала свой обычный воинственный клич:

— Гэб!

На Иоланде была какая-то причудливая накидка и очки вчерепаховой оправе. Как всегда, на ней висело несколько фунтов блестящихукрашений, похожих на мишуру рождественской елки. С радостным приветствиемИоланда ринулась навстречу Гэбриэл.

Шестнадцать лет Иоланда работала в корпорации редакторомотдела новостей. Полька с веснушчатым лицом, она казалась настоящей матроной,которую все дружно величали «матушкой». Солидная внешность и добродушиеуживались с абсолютной жесткостью в отношении работы.