Мария Стюарт - Стефан Цвейг

Одного только Мария Стюарт не подозревает, что бравый возница за свои темныеуслуги предъявляет счет еще и в третьем месте, ибо ему, помимо прочихработодателей, платит и английская полиция. И Эмиас Паулет, разумеется,посвящен во все махинации. Дело в том, что пивную почту изобрели не друзьяМарии Стюарт, а некий Гифорд, шпион Уолсингема, выдавший себя Моргану ифранцузскому посланнику за доверенное лицо Марии Стюарт; у министра полиции,таким образом, огромное преимущество; регулярная крамольная переписка МарииСтюарт осуществляется под наблюдением ее политических врагов. Каждое письмо,адресованное Марии Стюарт или написанное ею, перехватывается Гифордом, которогоМорган считает своим надежнейшим агентом; Томас Фелиппес, секретарь Уолсингема,сразу же расшифровывает письмо, снимает копию и, даже не дав ей просохнуть, тутже запечатывает и отправляет в Лондон. И только после этого письмо со всейпоспешностью доставляется Марии Стюарт или во французское посольство, так чтони у кого из адресатов не возникает подозрения, и они продолжаютпереписываться.

Поистине чудовищная ситуация. Обе стороны радуются, что противник обманут.Мария Стюарт вздохнула всей грудью. Наконец-то она взяла верх над холодным,неприступным пуританином, который позволяет себе рыться в ее белье, кромсатьподошвы ее башмаков, который сторожит каждый ее шаг и держит ее на привязи, какпреступницу. Знал бы он, думает она с торжеством, что, невзирая на часовых, навсе его крепкие затворы и хитрые выдумки, к ней еженедельно из Рима и Мадридаприходят важные письма, что ее агенты трудятся не покладая рук, что ей навыручку готовятся войска, флотилии, кинжалы! Порой она даже не дает себе трудаскрыть радость, которая так и брызжет из ее глаз: Эмиас Паулет ироническиотмечает в своих записях, что здоровье и настроение его пленницы заметноулучшилось с тех пор, как душа ее вновь вкусила яд надежды. Да, смеятьсяпристало больше честному Эмиасу, и нетрудно представить себе саркастическуюулыбку на его холодных устах, когда он еженедельно наблюдает прибытие бравоговозницы со свежей партией пива и следит, с каким проворством хлопотун-дворецкийскатывает бочонок в темный подвал, чтобы там, вдали от посторонних глаз,выловить драгоценную флягу. Ибо то, что сейчас будет читать Мария Стюарт, давноуже прочитано английскими полицейскими. В Лондоне Уолсингем и Сесил, посиживаяв канцелярских креслах, изучают корреспонденцию Марии Стюарт, которая лежитперед ними в точных списках. Они убеждаются из этих писем, что Мария Стюартпредлагает завещать Филиппу II Испанскому свои царственные права на шотландскуюкорону и на английское престолонаследие, если он будет бороться за ееосвобождение, – такое письмо, думают они с довольной ухмылкой, не худо будетпоказать Иакову VI, чтобы не слишком горячился, когда за его матушку возьмутся.Они видят, что Мария Стюарт в письме, адресованном в Париж и писанном еесобственной нетерпеливой рукой, добивается высадки испанских войск: Что ж, иэтот документик пригодится на процессе! Но самого важного, самого необходимого,чего они ждут и без чего никакой суд невозможен, они, увы, в письмах ненаходят, а именно, что Мария Стюарт изъявляет согласие на готовящееся покушениена жизнь Елизаветы. Вожделенного параграфа она еще не нарушила – для того,чтобы смертоносная машина процесса заработала, все еще не хватает крошечноговинтика, каким явился бы «consent» – ясно выраженное согласие Марии Стюарт наубийство Елизаветы. И чтобы добыть этот необходимый винтик, несравненный мастерсвоего дела Уолсингем засучив рукава берется за работу. Так возникает одна изсамых невероятных, пусть и документально удостоверенных провокаций в мировойистории – мошеннический трюк Уолсингема, инсценировка, рассчитанная на то,чтобы запутать Марию Стюарт в сфабрикованное полицией преступление, такназываемый заговор Бабингтона, на деле – заговор Уолсингема.

План Уолсингема был, по-видимому, мастерский план, за это говорит его успех.Но что в нем омерзительно донельзя и от чего даже сейчас, спустя столетия, наспробирает дрожь гадливости, – это что Уолсингем для своих жульнических целейвоспользовался самым святым человеческим чувством – доверчивостью юныхромантических душ. Энтони Бабингтон, которого в Лондоне избрали орудиемрасправы над Марией Стюарт, достоин нашего восхищения и сочувствия, ибо лишь изсамых благородных побуждений пожертвовал он жизнью и честью. Мелкопоместныйдворянин из хорошей семьи, человек с достатком, он счастливо жил с женой иребенком в своем поместье Личфилд близ Чартли – теперь мы понимаем, чтозаставило Уолсингема избрать замок Чартли для нового местожительства МарииСтюарт. Осведомители давно уже донесли своему шефу, что Бабингтон, ревностныйкатолик, самоотверженный сторонник Марии Стюарт, не однажды помогал тайнопереправлять ее письма, – ибо разве не священное право благородной юностипроникаться жалостью и участием к трагической судьбе ближнего? Такой чистыйсердцем идеалист, блаженный дурачок куда больше устраивает Уолсингема, нежелинаемный шпион: ведь королева скорее такому поверит. Она знает: не из корыстиэтот честный и, может быть, слегка чудаковатый дворянин готов служить ей – и непо сердечной склонности. Предание, будто Бабингтон еще юным пажом увидел МариюСтюарт в доме графа Шрусбери и в нее влюбился, надо отнести за счетромантического воображения биографов; очевидно, он никогда с Марией Стюарт невстречался и служил ей как бескорыстный рыцарь, как набожный католик, какэнтузиаст, восхищенный опасными приключениями женщины, в которой он виделзаконную английскую королеву. Беззаботно, безрассудно и многословно, как этосвойственно экспансивной юности, вербует он союзников среди друзей, и несколькодворян-католиков присоединяются к нему. В этом кругу энтузиастов, собирающихсядля пылких бесед, выделяется фанатически настроенный священник Боллард и некийСэвидж, бесстрашный головорез; в остальном это безобидные, желторотыедворянчики, начитавшиеся Плутарха и смутно грезящие о геройских подвигах.Однако вскоре среди этих честных мечтателей, появляются новые фигуры, кудаболее решительные, чем Бабингтон и его друзья, по крайней мере, они кажутсятакими; в первую голову тот самый Гифорд, которого Елизавета за его услугинаградит впоследствии ежегодным пенсионом в сто фунтов. Этим молодцампредставляется недостаточным освободить королеву-узницу. Очертя голову, снеобыкновенной горячностью настаивают они на куда более опасном деянии – наубийстве Елизаветы, на устранении «узурпаторши».

Эти мужественные и безоглядно решительные друзья, конечно же, не кто иные,как полицейские наемники, агенты Уолсингема; бессовестный министр вкрапил их вкружок молодых идеалистов, не только чтобы своевременно разузнавать их планы,но прежде всего чтобы побудить фантазера Бабингтона зайти гораздо дальше, чемтот, в сущности, предполагал. Сам Бабингтон (все документы сходятся на этом)вначале замышлял только смелую вылазку – вместе с друзьями решительным ударомиз Личфилда освободить Марию Стюарт из плена, воспользовавшись ее выездом наохоту или на прогулку; меньше всего эти политически экзальтированные, ногуманные по натуре люди помышляли о таком бесчеловечном поступке, какубийство.

Уолсингему, однако, мало похищения Марии Стюарт, оно еще не даст емуоснования для приведения в действие нового параграфа. Ему для его темных целейнужно нечто большее – нужен заговор, настоящий заговор цареубийц. И онзаставляет своих ловкачей, своих agents provocateurs[*] бить и бить в одну точку, покуда Бабингтон с друзьями несдается на их науськивания: они готовы подумать и о столь необходимомУолсингему убийстве Елизаветы. Испанский посол, тесно связанный сзаговорщиками, двенадцатого мая докладывает Филиппу II радостную весть; четыредворянина-католика из лучших семейств, имеющих доступ ко двору, поклялись нараспятии извести государыню ядом или кинжалом. Из чего можно заключить, чтоagents provocateurs поработали на славу. Наконец-то инсценированный Уолсингемомзаговор полностью пущен в ход.