Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

добры мужчины... позвольт стары люди спокойно... Я просит вас. Я умоляйт вас... Я знай, что все оружи ушли прочь. Их забирали шюцкоровци еще во время осень... Ви верит это...

Баронесса бросала растерянный взгляд то на одного бойца, то на другого, ища в ком-нибудь поддержки. Она вся тряслась. Начальник встал с кресла и отвесил баронессе учтивый поклон.

— Госпожа баронесса, прошу вас удалиться. Нельзя мешать допросу.

Он снова поклонился и прищелкнул каблуками, так что шпоры зазвенели. Один из бойцов взял баронессу за плечо и сказал, подражая светским жестам и интонациям своего начальника:

— Прошу выйтить. Потому как не женское дело.

Но баронесса не послушалась. Она угадала начальника в том, что со шпорами, и с мольбой обратилась к нему:

— Ви пощадит стары люди... У вас тоже отец и мать... Неужели ви не верит бога?..

Боец взял баронессу за локоть, но она вырвала руку. Тогда начальник сделал знак бойцу, чтобы тот оставил баронессу в покое. На поведении начальника явно сказывалось присутствие баронессы. Он отвешивал любезные поклоны, щелкал шпорами и приосанивался гордо и величественно. Он объяснил баронессе, что барон не соглашается подписать обязательство. Баронесса бросилась к мужу и, уже ни на кого не глядя, схватила его за руки и стала умолять на том же ломаном финском языке, от растерянности не догадываясь перейти на шведский:

— Магнус... подпиши их бумага... Я просит тебя... подпиши эти...

Барон оттолкнул жену и прошептал:

— Я нье могу.

Баронесса заплакала и стала упрашивать его по-шведски. Начальник стал навытяжку и, положив руку на эфес шашки, провозгласил:

— Господин барон, вы арестованы. Одевайтесь. Вы поедете с нами.

Но баронесса не унималась:

— Ви оставит его дома... Он стар... Почему ви берет его? Ви сделайт ему зло...

— Раз он отказывается поклясться в том, что не выступит против рабочего класса, значит, мы должны его арестовать. С ним ничего не случится. Мадам может быть спокойна.

Баронесса, видно, поняла, что умолять бесполезно. Плача, она помогала барону одеться. Дала ему шарф, стала застегивать на нем пальто, но от волнения у нее ни одна пуговица не попадала в петлю. И она снова стала просить мужа подписать бумагу. Барон не смел посмотреть жене в глаза, боясь, что не выдержит ее взгляда. Торопливо он похлопал ее по плечу и сказал по-шведски:

— Не бойся... Ничего со мной не случится. Я не могу подписать... Не требуй этого от меня...

Баронесса вышла за ним на крыльцо. Не оглядываясь, он шел между двух штыков к темневшим на снегу саням. Баронесса смотрела ему вслед, пока сани, проехав липовую аллею, не скрылись из виду. Притаившиеся в другом конце дома служанки осмелились наконец показаться. Они отвели баронессу в комнаты. Полусознательно она повиновалась им. Поддерживаемая служанками, она шла, ломая руки, и в отчаянии звала то бога, то мужа.

Барон сидел в санях сзади. Рядом с ним, перекинув ноги через борта саней,— бойцы с винтовками. Начальник поместился впереди, рядом с возницей, наискось от барона. Вежливость исчезла, и вместо нее в глазах начальника снова заиграла злая усмешка. Бойцы оставили церемонии. Тот, который в кабинете угрожал барону штыком, чуть откинулся от барона в сторону и, поглядев на него через плечо, сказал:

— Господин дворянин, видно, не замечает, какие перемены на свете.

Барон ничего ему не ответил. Он смотрел прямо перед собой. Близость мужиков была для него отвратительна, и он старался не опираться на них. Начальник в ответ на слова бойца усмехнулся и добавил:

— Господин барон не знает истории... Что феодальное общество сменилось капиталистическим, а теперь им на смену придет социалистическое. Господин дворянин все еще воображает себя при феодализме.

В словах молодого начальника прозвучала самодовольная гордость. Господин дворянин мог убедиться, что имел дело с начитанными людьми. Поскольку барон не отвечал, начальник немного погодя продолжил:

— Господин барон, должно быть, и не слыхал о таких людях, как Марат и Робеспьер. Они сумели маленько поукротить дворянство. Мы тоже кое-что читали. Нынче пришла пора и финским господам пораздумать о своих злодеяниях. Господин барон, конечно, не слыхал и про Бабефа. И о Парижской коммуне тоже ничего не знает.

Барон по-прежнему молчал, и начальник засмеялся угрожающе и зло, считая молчание барона демонстративным. Но барон просто не слушал его. Он был поглощен тем, чтобы сдержать бурю, клокотавшую в его сердце. Страха он не испытывал. Тяжелей всего была мысль о несчастной, беспомощной баронессе. Казалось, нет сил вынести этого. Но стоило лишь подумать о том, чтобы подписать обязательство, и все в нем восставало. Как можно жить после этого? Жить униженным, опозоренным, потеряв всякое уважение к себе! Даже смерть его не так пугала. За время мятежа он столько раз думал о возможной гибели, что эти мысли бежали как по знакомой, накатанной колее. Да и жизнь в старости уже не имела столь большого значения, так что смерть не казалась ужасной. Но, представляя себе жену, ее беспомощность, он чувствовал, как что-то сжимает ему горло. Ведь она век прожила как ребенок, не имеющий собственной воли и не отвечающий ни за что.

Они въехали на мостик, перекинутый через маленькую речку. Начальник тронул возницу за локоть и велел остановиться.

— Вставай, пройдемся немного.

Барон медленно выбрался из саней. Резанула догадка: сейчас это случится. Бойцы не спеша прохаживались взад-вперед, как бы разминая ноги. Барон стоял на мосту и глядел на освещенную луной местность. Начальник с одним из бойцов расхаживали у него за спиной. Он хотел было оглянуться, охваченный внезапным предчувствием, потому что шаги как будто слишком приблизились. Но не успел повернуться, как штык ударил его в спину, и, вскинув руки вверх, он рухнул на колени и повалился ничком. Секунды две он еще все понимал. Пытался вспомнить молитву, но затем сознание потемнело, и он почувствовал, как по всему телу расползается острая боль. Штык прошел у самого позвоночника.

— Бросьте его в речку. Тут хоть и мелко, но все же закроет.

Бойцы стали поднимать тело, но тут один сказал:

— Погоди-ка... проверим карманы.

Он нащупал карманы барона, но в них ничего не оказалось.

— Ни кошелька, ни часов... Но, постой, у него же было кольцо на пальце.

Колец было даже два. Обручальное и перстень с фамильным гербом на указательном пальце. Когда сдирали кольца, барон шевельнулся и хрипло простонал.

— Стукни еще раз. Он, сатана, ворчит.

Штык поднялся и, пронзив тело насквозь, воткнулся в доску